Всемил не стал спорить. Я, забравшись на кухоньку, негромко позвала Лиса. Хм, его нет. Ушел? Что-то здесь нечисто.
По мере приближения к сеням я различила стук, доносящийся из-под пола. Видать, наружу рвались долгожданные бесы. Непонятный звук нарастал. К нему прибавилась такая залихватская брань, что я порозовела. Ой, Лис-то так и сидит в погребе.
На дверце возлежал разжиревший Кот, степенно вылизывающий левую пятку. «Попался, гад, — говорили ехидные зеленые глаза, — ты никогда не внушал мне доверия».
Смахнув животное, я отодвинула задвижку. Встрепанный варрен вылетел наружу, одновременно щурясь, ругаясь, кашляя и обещая убить «безмозглую девчонку».
— Ты рехнулась?! — горячился он.
— Будешь орать — отправлю обратно, — я зевнула. — У меня новость.
Лис в полнейшем безразличии отряхивал рубаху. Затем потряс волосами, в которых, подобно седине, появились ниточки-паутинки.
— Я уезжаю, — не дождавшись вопроса, выдала я. — Думается, надолго.
— Почему? — Лис, собирающийся подняться по лестнице, спрыгнул со ступеньки.
— Да нужно помочь… другу.
Правый уголок губ варрена предательски дрогнул.
— Разреши пойти с тобой.
В бездне черных глаз заплясала искорка надежды.
— Зачем?
Лис оскалился. Интересно, он хоть иногда улыбается по-настоящему, а не так, будто из-за нужды?
— Я влюблен в тебя…
— Ложь.
— Честно.
Я добралась до спальни, сгребла предметы в кучу и придирчиво выбрала самые нужные. Всего, к сожалению, не увезти. Спрашивается, на кой ляд покупала браслеты, платья, книги, расписные шкатулки? Разве что на радость жадноватым горожанам. Те непременно растащат утаскиваемое и распилят остальное на дощечки.
Рядом путался Кот, терся о бедро, мурлыкал. Я почесала животное за ухом.
— Блохастый, охраняй жилище, копи мышей. Скоро свидимся.
Кот протяжно мяукнул, как понял, что расстается с хлебосольной хозяйкой. Всё нагнетало обстановку.
— Так вот, — я вспомнила о мнущемся в проходе Лисе, — оставь сказки для детишек.
— Я заплачу, — моментально сменил точку напора тот.
Другой разговор. Уж больно не хочется побираться по тавернам или ловить крыс в сточных канавах.
— Ладно.
Короткий ответ заставил Лиса ухмыльнуться. Он достал знакомые златцы из мешочка на поясе. Я убрала монеты в походную сумку, в последний раз погладила стенающего кота и прикрыла дверь в комнату.
— А куда мы идем? — любопытно уточнил Лис.
— Мучаюсь тем же вопросом.
Варрен предпочел смолчать. Когда я полезла через окно, он на миг остановился, склонив голову и сведя брови домиком. Но опомнился и полез следом.
— Допустим, я тут не в почете. А ты чего? — пробормотал Лис, перекидывая левую ногу через подоконник.
— За компанию, — хмыкнула я. — И благодаря другу. Кстати, вот и он.
Мы заприметили привалившегося к забору Всемила. Князь с поразительным любопытством осматривал вырванный из земли корешок. Обнюхал, общипал ногтем. Разве что не попробовал. Быстро же он свыкся с бродяжьей жизнью.
— Ты знакома с князем?! — прохрипел Лис, юркнув обратно в дом.
— Самую малость.
— Я никуда с ним не пойду, — возразил варрен.
В тот самый момент Всемил вскинул голову. В закатных красках лицо его выглядело окровавленным. Светлые брови взметнулись вверх.
— Рада, — князь понизил голос, — осторожно. За тобой беглый вор!
— Его зовут Лис, — добродушно представила я варрена, насильно выпихивая его наружу. — Вы на равных условиях: и тебя, и его собираются казнить. Поэтому прошу любить и жаловать.
— Я никуда не пойду с ним! — округлив глаза, выдал Всемил уже знакомую мне фразу. — Ты хоть знаешь, за что он был осужден?! Этот наглец вломился в княжескую сокровищницу! Посреди бела дня. А когда его уводила стража, вопил что-то про крайне необходимый для спасения чего-то там камень. Он же умалишенный.
Мои будущие спутники ощетинились, напряглись. Казалось, они могли разорвать друг друга в клочья, как два бойцовых петуха. Я вскинула руки.
— Так, определяйтесь без меня, с кем я иду, а кто остается приглядывать за котом.
— Со мной, конечно. — Лис по-хозяйски погладил мое плечо. — Я тебе заплатил.
От подобной наглости я поперхнулась. И только осознала, что люблю князя, как тот взметнулся:
— А я заплачу позднее!
— Да вы… вы… — окончательно растерялась я. — Неужели вы считаете, что меня можно купить?
— Судя по всему, уже купили, — оскалился варрен.
Оправданный гнев переполнял меня, как вода — чашу. Глаза застлала туманная пелена. Я сплюнула и развернулась на пятках.
— Да беса с два я куда-то пойду с вами. Сами, ребятки, сами. По болотцам, лесам. А я, пожалуй, останусь. В отличие от вас, меня тут жалуют и уважают. Сдались вы мне!
Перспективы заставили их содрогнуться.
— Рада, — залебезил князь, — не обижайся. Мы его тоже возьмем…
— Слава, — вклинился смутившийся Лис, — я без тебя пропаду. Ты же знаешь. Я согласен на всё.
Вроде наступило перемирие. Но самые красочные ссоры, как известно, возникают из пустоты.
— Рада, — поправил варрена князь.
— Слава, — поморщился Лис.
— Рада, — напирал Всемил.
— Слава!
— Ра-да!
— Да что за бараны! — зарычала, заткнув уши, я. — Перелезли через забор и пошли. Вместе. К границе!
Округлый солнечный блик терялся за линией гор. Мужская половина помалкивала, петляя среди улиц и высматривая прореху в частоколе, окружающем город. И я в последний раз наслаждалась покоем засыпающего Капитска. Тот провожал меня безмолвием. Закатной прохладой и изморозью на пожухлой траве.
В-десятых, продать её тоже проблематично
«Умные люди возвращаются из чащобы. Мудрые туда не ходят».
Народное изречение
Выбор представлялся скромным: либо тянущиеся на много верст поля, голые, пустые, с покосившимися пугалами; либо чернеющая полоса деревьев, верхушки которых были покрыты инеем, будто белоснежными шапками.
Лес встретил нас с подобающим безразличием. Разве что вдалеке взвыл голодный волк, причем настолько проникновенно, что захотелось поделиться с хищником мясом. Блюда было целых два: худощавое, полное желчи, но молоденькое, и упитанное, взрослое, противное, зато откормленное за счет городской казны. С удовольствием бы избавилась от обоих. Ещё б и доплатила.
Под сапогами хрустели ветки. Солнечная монета давно закатилась за горизонт. От холода леденело дыхание. У позвоночника обосновался табун мурашек, скачущий туда-сюда при любом движении. Я уселась на пень от поваленной бурей сосны и громко прокашлялась, призывая удаляющихся спутников к вниманию.
— Рада, мы спешим, — напомнил Всемил.
— Спеши на здоровье. — Я достала из сумки одеяло. — Далеко собрался?
— Какие будут предложения? — глухо спросил Лис. — И, может, расскажете, к чему спешка?
Ледяной ветер пробирал до костей. Я поежилась, перекидывая одеяло настороженно осматривающимся мужчинам.
— Потом как-нибудь. Сейчас — сон.
— Тут?! — возмутился холеный князь.
— Тебе, как высокой особе, разрешаю отдыхать на верхушке ели. Я предпочту бренную землю.
— Она же… — с отвращением пробубнил Всемил. — Кишит всякой мошкарой.
— Не, — успокоила его я. — Они издыхают в морозы. К тому же для вас я припасла одеяло.
— Одея-ло? — в страхе переспросил Лис. — Од-но?
Я достала тоненькую простынь, расстелила ее и улеглась, пытаясь насладиться аспидно-черным небом.
— Одея-лы, од-ны, — передразнила я на зевке. — Делите его, как нравится. Кстати, Лис, если холодно — возьми мой свитер. На Всемила он, боюсь, не налезет.
Юноша беспрекословно метнулся к сумке. Немного погодя послышалось змеиное шипение — спутники делили лежанку. Оно переросло в ругань, но вскоре стихло — я не успела даже пригрозить им проклятьем.
— Рада, — донесся смущенный шепоток Всемила, — а ты обезопасишь нас от врагов?
— Предлагаешь сторожить сон двух здоровых бугаев?
— С помощью волшбы, — уточнил Лис.
— Поздно уже, не разберу чар в книге.
— А без книги? — единогласно.
— А без книги я вам такого наворожу, что и врагов не понадобится, — разоткровенничалась я. — Почему бы вам не совместить приятное с полезным? Дежурьте по очереди. Костер, так и быть, разожгу, и вам не придется рвать несчастное одеяло на клочки.
После повторного спора Лис покорно встал и ушел за хворостом. Я же вспоминала чары негаснущего пламени. Они получались вполне сносно — годы обучения чему-то да научили. Главное — поджечь именно ветки, а не кого-нибудь из нас.
Огонек родился хиленьким, песочно-рыжим. Он трепетал на ветру; словно блоха, метался по веткам; в нерешительности замирал. Но потихоньку разрастался. Его острые лепестки согревали.